— Спасибо вам, сэр Гилберт, — я поклонился трактирщику. — Я очень вам благодарен. Вы не откажетесь помянуть мою мать вместе со мной?
Лайл вопросительно уставился на меня, Айлен улыбнулась, а Гилберт пожал плечами: — Почту за честь, молодой человек.
Гилберт наполнил наши кубки (он почему-то принёс именно кубки) вином. Я поднялся со своего места и на несколько секунд замолчал, собираясь с мыслями.
— Друзья мои, сегодня очень печальный для меня день. Два часа назад, мне принесли вести о Смерти моей матери и сегодня я пришёл сюда, для того чтобы почтить её память. Сегодня я поднимаю бокал в память о тебе, мама. Кто-то скажет, что ты была властной женщиной, и они будут правы. Кто-то будет говорить что ты была справедливой и достойной подражания. Они тоже будут правы. Но никто, ни один человек на этом свете не посмеет упрекнуть тебя двуличности, лицемерии или предательстве. Ты всю свою жизнь прожила в борьбе с богомерзкой нежитью и погибла ты как достойный Инквизитор — сражаясь. Многое будут говорить о тебе, но в моей памяти ты навсегда останешься доброй и любящей матерью, которая вложила в меня душу. Клянусь Князем, твоё имя не будет забыто и навечно останется на страницах хроник и в сердцах людей. Спи спокойно мама. Сегодня я пью за тебя, «Аркил» Джемал.
Наша троица так сильно чокнулась кубками, что чуть было не расплескала всё содержимое, затем залпом выпила содержимое. Только Гилберт не стал пить. Он расширенными глазами смотрела на меня, а его кубок катился по полу, оставив всё содержимое на роскошных коврах.
— Мальчик мой, — Гилберт покачал головой, было видно, что он в смятении. — Могу я узнать твоё имя?
— Можете, сэр Гилберт. Моё имя Экзель Джемал, ученик Ордена Инквизиции. Сын Амиладжар «Аркил» Джемал.
Гилберт умчался на кухню, а затем, проявив чудеса сноровки вернулся оттуда с двухлитровой бутылью без каких-либо опознавательных знаков. Судя по цвету, вино, но, кто его знает.
Гилберт смахнул наши кубки на пол и постави перед нами три серебряные чаши, себе он взял одну такую же. Гилберт разлил вино по чашам нам, затем себе, и ещё нескольким мужчинам сидевшим за соседними столиками.
— Друзья мои, прошу вас, встаньте со своих мест и послушайте, что я вам скажу. — Видимо Гилберта здесь уважали. Трое лихих воинов в кольчугах, старенький ветхий дедуля, и молодая девица сидевшие поодаль от нас встали и приготовились слушать.
— Гилберт, что происходит? — спросил Лайл, но тот только отмахнулся.
— Друзья мои, многие из вас помнят, как десять лет тому назад, мой трактир, тогда ещё никому неизвестный был на грани разорения. Мне нечем было покрывать расходы, и не сидели бы вы сейчас здесь, если бы не вмешательство одной женщины. Она взяла меня под свою опеку, возместила все убытки, превратила мой трактир в самое лучшие пристанище для изгнанников. Этой женщиной была мать этого мальчика. Она много раз заходила проведать меня, старика, и не было у меня друга более верного чем она. Так выпьем же за эту достойную женщину. Я уверен, что многие из вас могут сказать много тёплых слов в память о ней. Покойся с миром, Амиладжар Джемал.
Мы снова осушили чашу до дна. У вина был невероятно тёрпкий вкус, от него веяло скорбью и печалью.
— Храни её боги, — слово взяла девушка. — Она спасла мою семью во время очередной войны с трупами.
Один за другим вставали гости и говорили несколько слов в Память о моей Матери.
Я был поражён. Честное слово, я не ожидал, что она была настолько популярна среди черни. Слушая хвалебные отзывы о ней и чувствуя неподдельную скорбь окружающих, я пришёл в самое настоящее смятение. И только поймав внимательный взгляд голубых как небо очей, я всё понял. Мы могли плюнуть на условности и отправиться теперь уже в мой дом и напиться там до самой смерти, не беспокоясь по поводу возможных шпионов со стороны Конклава. Лайл прекрасно знал, куда мне следует отправиться. Он хотел помочь мне, и ведь помог, сволочь малолетняя. Мне действительно стало легче. Ненамного, но всё же легче.
Вскоре, Гилберт кивнул нам и похлопав меня по плечу вернулся к своим обязанностям. Я проследил, чтобы он отошёл достаточно далеко, сделал жест рукой, словно пытался смахнуть со стола всю посуду, и прошептал несколько слогов заклинания покрова тишины.
— Экзель, ты сдурел? Нам запрещено использовать магию вне стен Ордена. В тюрьму захотел? — яростно прошипел Лайл.
— Вам запрещено, Лайл. У меня есть персональное разрешение Лидера Конклава и Архимагистра Крисстаса.
Лайл удивлённо посмотрел на меня, думая, что я шучу, но, нет, он понял, что я говорю на удивление серьёзно, если такое вообще возможно. А вот Айлен улыбнулась своим мыслям и тихонько хмыкнула.
— Лайл, я хочу поговорить с вами. То что я собираюсь вам рассказать, секретно, и я очень прошу, постарайтесь отнестись к этому со всей подобающей серьёзностью. Если об этом разговоре станет известно членам Конклава, от вас обоих избавятся.
— В каком смысле, избавятся? — решил уточнить Лайл.
— В самом прямом. Вспомни Стейлера. — Лайл поморщился, но согласно кивнул. — И ещё, Лайл, я вам доверяю, но я хочу чтобы вы поклялись мне, что ни одна живая душа не узнает о нашем с вами разговоре.
Лайл и Айлен переглянулись. Было видно, что им не очень-то хочется приносить клятвы, но и оба знали меня довольно хорошо, отлично понимая, что я не отступлюсь.
— Клянёмся, Экзель. Клянёмся Великим Равновесием, что никто из нас не расскажет о нашей беседе.
— Лайл, Айлен, у меня возникли огромные проблемы, и я вот думаю, а может мне уйти из Инквизиции?